Вопросы задавала: Галина Мумрикова
Когда я познакомилась с Джеймсом, он был участником Антикварного салона, который проходил тогда в Москве в Центральном Доме Художника.
Он привез тогда картины своего любимого кубофутуриста Александра Богомазова. Потом я писала маленькие заметочки о выставках, которые организовывал Джеймс, слушала лекцию в Музее Русского Импрессионизма, побывала в галерее в Лондоне.
И вот наше интервью, которое я взяла у него по нынешним меркам очень давно, в марте.
Давно? А вообще что такое давно-недавно для человека, связанного с живописью? Ничто. В этом «ничто» годы и события, портреты и пейзажи, уместившись в багет, как бы уничтожают Время и становятся вневременными, превращаясь в объект или поклонения, или неприятия. А еще – купли-продажи. Во всяком случае для арт-дилера.
И все-таки страшно хотелось соблюсти в нашем диалоге какой-то паритет в теме – поговорить и об истоках, и о художниках, и о выставках, и о продажах.
Конечно, нельзя объять необъятное, но ведь хочется.
Итак…
- Наверное, начнем с 1985-го года. Ведь это же начало твоего увлечения Россией. Как получилось, что ты, выпускник Итона, стал «охотником» за русским искусством?
Джеймс Баттервик: Хотите спросить, как я докатился до такой жизни?
Все очень просто. Я же учился на факультете истории искусств и русского языка в Бристольском университете, который окончил в 1987-м, но до этого времени мои родители захотели, чтобы я занимался арт-бизнесом. Дело в том, что мой дед был директором отдела серебра в Сотбис, он также был и директором Сотбис, а мой любимый крестный отец был президентом Сотбис в Нью-Йорке, поэтому мои родители очень хотели, чтобы и я вошел в мир искусства.
Учитывая, что я четыре года учил русский язык в университете, стажировался в Советском Союзе, у меня реально появился огромнейший интерес к русскому искусству. И в 1985 году, когда я был в Минске, то посетил Минский художественный музей. Воочию увидел, какие там чудесные картины. И еще подумал: на Западе нет дилеров, знатоков, которые занимаются русским искусством.
И в 1985 году я сделал свое первое приобретение. Это был рисунок Бакста. То был не театральный Бакст (он есть у меня на сайте). Деньги на рисунок мне тогда мама дала. Потом на Сотбис купил два академических рисунка Репина.
- То есть начинал с «академиков», а потом «скатился» к авангарду, к творчеству Александра Богомазова?
Д.Б.: Что касается моей любви к авангарду, и конкретно к Богомазову, все намного проще. Этого художника я полюбил с первого взгляда еще в 1988 году, когда увидел его произведения. У нас тогда в Лондоне проходила выставка «Сто лет русского искусства из частных собраний СССР» и на ней показали четыре работы Богомазова: «Трамвай», «Локомотив», «Ожидание», портрет жены. Ну, а потом, когда я жил в России, у меня был доступ ко многим рисункам.
В 1995-1996-х мне стали предлагать его картины достаточно регулярно, и у меня было куда их пристроить. Я продал несколько ключевых его произведений и несколько рисунков. Россия тогда была свободной страной. Но что касается соблюдения законов, то что тут говорить – по законам работать было трудно, и я предпочел вернуться в Лондон.
- Наверное, ты единственный, кто серьезно занимается Богомазовым?
Д.Б.: Возможно. Со мной была такая история. В 2012-м я буквально охотился за одним рисунком Богомазова, зная, что работа находится во Франции, в коллекции. Так вот наши торги с коллекционером продолжались 4 года. Все это время я предлагал разные цены, пытаясь быть самым умным. Но я так полюбил этот рисунок, мне так хотелось его приобрести, что был вынужден предложить совершенно сумасшедшую цену, сначала 20 тысяч евро, через какое-то время 25, а это вообще космические деньги. При этом я считал себя блестящим торговцем. Короче: мне пришлось уплатить 50 тысяч евро, а стоил этот рисунок не больше 10, но я так хотел его заполучить, что согласился. До этого я купил одну его работу еще в 2008-м году. Вот тогда я и начал очень серьезно заниматься творчеством Богомазова.
- В 2012-м в Национальном музее в Киеве прошла совершенно блестящая большая выставка Богомазова, получившая такой резонанс…
Д.Б.: Да, и каталог тоже вышел, хоть и с опозданием на год, но объемный. Когда я начал увлекаться Богомазовым, то стал интересоваться его семьей, отношениями с женой, потом познакомился с внучкой Богомазова, очень приятной женщиной, которая сейчас живет в Сиднее. Тут я окончательно влюбился в его творчество, в его жизнь, даже в трагедию его жизни. Вот и TEFAF в этом году делал рекламное видео, как музеи приобретают вещи через TEFAF. И почему-то в этом году они в качестве промоушн выбрали меня с моим любимым Богомазовым. Это уже третья персональная выставка Александра Богомазова.
- А как ты попал на TEFAF? Мне казалось, ты туда ездил каждый год.
Д.Б.: Нет, я попал туда первый раз в 2015-м совершенно случайно, и это было просто чудо. За три месяца до открытия мне позвонили из дирекции выставки и сказали, что один из экспонентов не сможет приехать, т.е. появился свободный стенд, спросили, хочу ли я участвовать. Конечно, я сразу согласился. Потом мне написали предупреждение, что если я не покажу то, что бесспорно и стопроцентно аутентично, то… Короче, организаторы рисковали. Просто у TEFAF уже были проблемы, ведь не было галерей, которые занимались русским искусством и которые бы участвовали. Я в 2015-м был первым, можно сказать, дебютантом русского авангарда. Привез 13 работ Богомазова и еще 13 произведений, в том числе Гончаровой, Попова, Чашник, Якерсона, Ларионова, Врубеля.
- И были продажи?
Д.Б.: Да! Причем так забавно получилось. Мой стенд – а это работы на бумаге – находился на втором этаже. И вот звонит мне арт-дилер Ричард Наби, мой друг, и говорит, что сейчас, мол, ко мне придет его лучший клиент австралиец Майкл Рене, который уже видел мою мазню (!) и захотел узнать и мнение Ричарда о моих картинах, но покупать ни при каких обстоятельствах ничего не будет, потому что я человек сомнительный и т.д. И все вот так с шутками-прибаутками. А еще попросил вести себя прилично. Короче: первую вещь Богомазова я продал именно Майклу, а он один из известнейших и серьезнейших в мире коллекционеров.
- А что он купил?
Д.Б.: Он приобрел «Читающую женщину» и до сих пор считает, что это одно из лучших приобретений в его карьере. Такова была первая продажа Богомазова.
Теперь уж у меня «стаж» на TEFAF 7 лет. А в 2016 году прошла выставка Богомазова, которая мне очень нравилась. Такое больше не повторится, потому что бывает раз в жизни. Я тогда продал картин на миллион евро. Две вещи в музей Креллера-Мюллера в Нидерландах, одну купил известный швейцарский коллекционер, один рисунок купил коллекционер из Германии.
- Твой успех тогда, в 2016-м, он же не на пустом месте возник, а после кропотливых исследований, когда на стенде были представлены редкие работы кубофутуриста Александра Богомазова столь полно, объемно. В каталоге очень здорово сказано о нем: «…История современной Украины и Богомазова – одно целое. Никогда при жизни не покидавший ни Российскую, ни Советскую империи, этот киевский художник мог слышать о новых тенденциях в западном искусстве только из журналов или публикаций. Тем не менее Богомазов сумел создать шедевры не менее исключительные, чем шедевры его европейских современников».
Д.Б.: А ведь по жизни он был забытым, потерянным. Так случилось, что художник Александр Богомазов и он же автор трактата «Живопись и элементы», переживший две революции как-то оказался в тени других «столпов» русского авангарда. Легко писать о нем сейчас – блестящий педагог, видный представитель и теоретик русского художественного авангарда и т.д.
Именно – сейчас, по прошествии времени.
- Но почему наши российские коллекционеры не «клюнули» на авангард, на Богомазова?
Д.Б.: Имеешь в виду тот антикварный салон 2014-го? На мой стенд заходило немало людей, в том числе и министр культуры. Ну и что? Смотрели на картины, на цены, разворачивались и уходили. Русские не любят переплачивать. И потом это было время, когда началась история с Крымом, с Украиной, а тут украинский художник – такие ассоциации. Но можно только радоваться, что у меня в Москве ничего не получилось ибо уже через 6 месяцев я продал много вещей Богомазова на TEFAF.
- Такой вопрос, Джеймс. Ты часто выступаешь в прессе по поводу подделок русского искусства, произведения которого попадают на Запад.
Почему так происходит, это когда-нибудь прекратится?
Д.Б.: Никогда! К сожалению. Понимаешь, на Западе вообще нет такого понятия, как «экспертное заключение» музейщика, без которого в России невозможно ничего продать. Рынок там регулируется двумя организациями: Sotheby's и Christie's. Здесь же есть несколько аукционных домов, но нет ни одного большого бренда.
- Вот ты же предупреждал устроителей выставка русского авангарда в Мантуе в 2014 году, что на ней куча подделок, а они подали на тебя в суд.
Ты был уверен в победе?
Д.Б.: Да, я выиграл суд, и это была абсолютнейшая победа.
- В своем интервью ты сказал: «…За последние десятилетия искусствоведы занимались двумя основными вопросами: теоретическим – искусство перед ними или нет, и практическим – оригинал перед ними или подделка. Первый вопрос вызывает бурные дискуссии, помогает строить академическую карьеру и, похоже, не нуждается в окончательном ответе. Второй вопрос-разрушать карьеры, ломать судьбы и помогать зарабатывать миллионы…»
Д.Б.: Конечно, лучше говорить об искусстве и заниматься картинами, художниками, творчеством, - одним словом, всем позитивным. А подделки и борьба с ними – это чистый негатив.
- Последнее десятилетие показало еще, что твое мнение как эксперта-дилера, как практика – одно из самых весомых. Дай Бог, не будет больше судов, а будет интересная кропотливая работа и общение с интересными людьми – профессионалами своего дела. Я желаю тебе успехов!
Д.Б. Спасибо!