Мария Селиверстова

Николо-Бахметьевский хрустальный завод был основан в 1764 году в селе Никольско-Пестровка и выполнял заказы высшей знати и церкви. В 1884 году предприятие перешло по наследству князю Александру Оболенскому, который модернизовал производство, и в 1900-м изделия завода получили большую золотую медаль на Всемирной парижской выставке.

После Октябрьской революции предприятие было передано государству, получив название «Красный Гигант». Во время Великой Отечественной войны завод выполнял заказы оборонной промышленности. Также, в советское время, помимо изготовления предметов из хрусталя и стекла «Красный гигант» участвовал в оформлении станций Московского метрополитена. В 2005 году у завода образовалась большая задолженность, он был признан банкротом и выставлен на торги.

В 2008 году писатель и основатель музея истории евреев в России Сергей Устинов с партнером выкупили у завода цех в 2,5 га, начав переоборудование предприятия и его возрождение. Сейчас Бахметевским заводом руководит Мария Селиверстова, сестра Сергея Устинова, которой он передал право собственности. Ее цель – расширить ассортимент завода, найти и обучить новых сотрудников, а главное — сохранить мастерство, которое передается из поколения в поколение более 250 лет.

Мария Селиверстова: Тут предыстория очень интересная – какая-то череда самых разных обстоятельств. Я ведь по профессии дизайнер и работала в компании, которая занималась разработкой полиграфической продукции. Как-то в конце 2010 года ко мне пришел брат и сказал, что он купил хрустальный завод в ста пятидесяти километрах от Пензы. Я, конечно, поздравила его с покупкой. А он предложил, вернее, попросил меня помочь с созданием московского представительства. С этого все и началось. В тот момент был огромный спрос на изделия из хрусталя с серебром, хотя меня эти изделия совсем не привлекали. Роскошь- как из другого мира. Я тогда согласилась, постепенно вникая в это дело, но вскоре почти на интуитивном уровне почувствовала, что тут что-то не так, с заводом что-то происходит неладное. Мы с братом туда поехали и выяснили, что предприятие практически прошло точку невозврата: завод разваливался, людям уже много месяцев не платили зарплату, и они отказывались работать. Деньги в прямом смысле уходили в песок, а ведь вложено было столько, что можно было десять таких заводов построить. Дело в том, что делали там эксклюзивные вещи, а все остальное растаскивалось и разворовывалось. Если бы я была бизнесменом-профессионалом, то я бы однозначно сказала: закрывайте, подписывайте убытки – и всё.

М.С.: Оказавшись в Никольске, я пошла в местный музей к Валентине Николаевне Салеевой, которая тогда водила экскурсии. Музей меня поразил. Мы три часа ходили по музею, и я не могла остановиться, про все спрашивала. Показав мне портреты Бахметевых и Оболенских, она сказала: если вы занимаетесь этим заводом, то и ваши портреты должны здесь висеть. Мне так эта мысль понравилась, представила, как я приезжаю, а тут работники выходят… Кланяются, шапки бросают, и я иду на свой завод (шутка!). На самом деле, когда вы попадаете в этот музей, то он потрясает до глубины души даже абсолютно равнодушного к декоративно-прикладному искусству человека. И я сказала себе: надо попробовать.

М.С.: Да, решилась. Шаг за шагом – и мы что-то потянули. В противовес здравому смыслу, логике… А еще у меня такое ощущение, что завод сам по себе притягивает к себе неравнодушных людей для того, чтобы продолжать жить. Он – как живое существо. Посудите сами: сколько всего было пережито, начиная с Пугачевского бунта, войны 1812 года, Первой Мировой. Второй Мировой…. Происходили просто-таки катастрофические истории, когда надо было начинать все заново. А заново «собирать разруху» очень трудно – легче новое построить.

М.С.: Я уже говорила – он всегда выживал. Наперекор судьбе. Да, в начале XX века завод никому особо был не нужен, потому что выдавал «на-гора» буржуазное искусство, а нужно было делать граненые стаканы для пролетариата. На завод приезжала Вера Мухина. По ее проекту был сделан сервиз для Сталина, был изготовлен хрустальный фонтан для выставки в Нью-Йорке, изготавливались огромные вазы к юбилеям, но этого было недостаточно для процветания.

И вот во время войны сюда эвакуировали из-под Харькова и Изюма оборонные заводы, и местные мастера быстро наладили нужное производство для военных нужд. Правительство решило, что это отличное место для оборонного комплекса, где изготавливали оптическое стекло, вдалеке от всех дорог, рядом никаких станций, ближайшая станция Ночка в 20 километрах. Ее построил последний владелец завода А.Д.Оболенский. Его сын, Александр, уехавший в Париж, писал в своих дневниках, как он мальчиком ехал в метель со станции на завод.

М.С.: Да, Валентина Николаевна перепечатала их, к сожалению, в одном экземпляре, и эта перепечатка даже не вошла в перечень экспонатов музея.

М.С.: Примерно 25 тысяч, но большая часть коллекции хранится в запасниках. Правда, к знаменательным событиям выставляются совершенно фантастические вещи. Попадая туда, даже трудно поверить, что в России создавались подобные шедевры. Здесь, на двух этажах, перед нами разворачивается вся история стеклянного и хрустального производства, видишь, какой был масштаб. В музее ведь не только изделия Бахметевского завода, но и образцы лучших фабрик Европы, откуда Бахметевы их и привозили. Изучая эти работы, мастера вдохновлялись и создавали самобытные предметы, которые и по сей день являются гордостью нашего государства.

Так, на заводе была создана знаменитая во всем мире «Бахметевская грань». Не менее известна и грань с забавным названием «раёк». В конце XIX века было много беглых крепостных, которые не смели зайти в города. Они селились за их пределами в землянках. Эти поселения и называли райками. Бахметевы дали им шанс поработать на заводе. Они-то и изобрели эту грань, которую назвали «райком». На заводе возникали целые династии выдающихся стекольщиков. Одной из самых известных династий стали Вершинины – Протасовы. Они работали мастерами и управляющими завода с конца XVIII до начала XX вв.

Да что говорить, Бахметевские крепостные мастера достигали невероятного уровня. Буквально все их предметы вызывают восхищение. C 1836 года изделия завода получали огромное количество наград на многочисленных выставках как в России, так и за рубежом. В 1900 году завод получил Золотую медаль в Париже за сервиз «Прибор для ликера с муаровой лентой.

М.С.: Не только в нашем. Мы собираем и разыскиваем образцы в разных музеях и частных коллекциях. Наши мастера, как и их предшественники, вдохновлялись красотой предметов прошлого и воссоздавали утраченные шедевры. Например, сохранились чертежи сервиза, который был изготовлен для охотничьего домика Александра III. Скорее всего, после революции он разбился, серебро переплавили, а чертежи остались. Вот по ним наши мастера и выполнили полную реконструкцию сервиза.

Сегодня очень сложно определить, на каком заводе были изготовлены те или иные предметы. Когда появлялся какой-то государственный заказ, то его выполняли и Бахметевский и Императорский стеклянный, и Мальцовские заводы. Но если на изделии нет клейма, то даже эксперты не определят, где это делали.

М.С.: Очень, очень мало. У нас вообще средний возраст работников – 45 и старше. Это те, кто умеет делать фантастические вещи. Но они уходят, а смены нет. Так, в этом году убрали из образовательного перечня такую профессию как выдувальщик – ее просто не существует. И гранильщиков теперь тоже не готовят. Их и так уже давно не обучали, только по книжкам, а это абсолютно бессмысленная история. Раньше при заводе был техникум и специальные выдувные мастерские, и там под руководством преподавателей ребята учились выдувать и гранить. А с конца 1990-х все рухнуло, хотя колледж до сих пор существует. Они к нам обратились и говорят, что не знают даже, кому писать, куда обращаться.

М.С.: Ничего нового не появилось. Стеклодувы по прежнему выдувают вручную. Работа очень тяжелая, надо иметь мощные легкие и сильные руки. Вес изделия может достигать 30 кг и более. И гранильщики по-прежнему работают, создавая художественные произведения, тем же способом, что и столетия назад.

М.С.: Когда-то на предприятии работало до 15 тысяч человек, сейчас – около ста. Делают они и массовую продукцию, и единичные изделия. Хрусталь продавать сложно, ведь многое зависит от моды, от сиюминутного спроса. Завод мог бы жить только за счет лафитников и стаканов, но нам интересно сохранять историческое и культурное наследие нашей страны.

М.С.: Люди. Ведь когда завод объявили банкротом, приезжали кризисные управляющие и весь завод как бы «распилили». Практически оставили за собой одни руины. И это адская боль для города, ведь в нем живут те же люди, которые работали на заводе. Там даже стоит и медленно разрушается здание заводоуправления – вы не поверите – это копия Смольного, На нем висят часы, которые молчат. Колокол на храме тоже молчит. И для города эта тишина просто чудовищная. Надо дергать за разные ниточки, чтобы это все сдвинуть.

Сложно было собрать людей и заставить их поверить, что они смогут продолжать дело своих предков и что их труд будет достойно оценен.

М.С.: Песок. Когда первый Бахметев построил завод, он думал, что у него есть песок и лес. А песок оказался для хрусталя негодный. Раньше брали песок с Украины, сейчас будем пробовать песок из Ульяновска. Он крупнодисперсный, так что его надо просеивать, для чего купили специальную аппаратуру.

М.С.: Мы постоянно проводим мероприятия, так или иначе связанные с нашим производством. В планах вместе с московскими музеями и Институтом имени Строганова проведение большой выставки в Москве, а также организации и проведение благотворительных мероприятий и экскурсий с рассказом об истории Завода. Например, выставка одного шедевра - «вершининского стакана», который выполнил мастер Александр Вершинин в начале XIX века. Это «куриозный» двустенный стакан с аппликацией между стенками. До сих пор секрет его создания не раскрыт. Сейчас его можно увидеть в музее Декоративно-прикладного искусства, в музее Кусково и музее Тропинина.