Многие люди старшего поколения действительно в младших классах изучали пейзажную живопись русских художников по «Родной речи», писали сочинения по картинам, не имея возможности взглянуть на оригинал. Выставочный проект Коллекцiонер-клуба уводит нас туда, в прошлое, призывая то ли к ностальгической иронии, то ли к новому взгляду, то ли к классике, прошедшей проверку временем.
Последняя, как ни крути, как ни отмахивайся от нее, надоевшей с детства, но она прочно обосновалась в ведущих галереях России и в частных коллекциях и как-то не собирается уступать место современному и уж тем более актуальному искусству.
О русском пейзаже написаны целые тома, о нем можно складывать легенды. Его становление и изначальная приверженность к Западу разложены по полочкам, разночтений, за мелким исключением, практически нет.
Художники разных поколений и разного уровня таланта, обращаясь к пейзажу, учились у природы – тут никто не спорит, при этом ставили перед собой свои собственные задачи. И решали их по мере возможностей.
Вот три художника-мариниста – Алексей Боголюбов, Руфин Судковский и Лев Лагорио.
Боголюбов вообще должен был стать морским офицером, а закончив в 1853-м Императорскую академию художеств, был назначен художником Главного морского штаба. И всю жизнь учился, вдохновляясь Тернером, Брюлловым, Айвазовским.
Руфин Судковский, выпускник Одесской духовной семинарии, готовился к духовной карьере, а стал императорским пейзажистом и академиком ИАХ.
Лев Лагорио, сын купца и потомок аристократического генуэзского рода, также окончивший Императорскую Академию Художеств, – первый ученик Айвазовского. Почти пять лет он работал в мастерской Айвазовского в Феодосии. Его любовь к морю была неистребимой. Ракурс, с которого написан его «Крым» 159 лет назад, наверное банален. Так писали все. Потом. И еще. Нельзя забывать, что именно в доме Льва Лагорио ныне находится Феодосийский краеведческий музей.
Сергей Юдин по окончании ИАХ в 1902 году оказался в Ташкенте и считается ташкентским пейзажистом. Его еще называют пассивно-созерцательным бытописателем. Ну что ж, наверное, так оно и есть. Академично, правильно, спокойно.
Александр Киселев прежде чем определиться на поприще художника, где только не учился – и в кадетском корпусе, и в Санкт-Петербургском университете, но закончив Академию художеств, стал активным членом «Товарищества передвижников». Это про него И.Репин писал: «Его пейзажи я назвал бы самыми цельными, простыми, при всей строгости реальной правды и знания профессорски своего предмета». Слово-то какое – профессорски!
Константин Крыжицкий родился в Киеве, учился в ИАХ у М.Клодта, стал академиком, а еще основателем и первым руководителем Общества имени А.И.Куинджи. К сожалению, в 53 года Крыжицкий добровольно ушел из жизни, когда его обвинили в плагиате. Масла в огонь подливала тогдашняя пресса, все вкупе потрясло художника до глубины души и довело до трагического конца.
Александр Борисов, ученик Шишкина и Куинджи, был, можно сказать, «певцом Севера». Родившись в Архангельской губернии, он оставался в душе северянином, участвуя в арктических экспедициях и делая многочисленные зарисовки. Он рисовал гавани и бухты вдоль Мурманска, а начало нового XX века ознаменовал участием в экспедиции на Новую Землю. Именно благодаря Борисову на карте Новой Земли появились мысы, названные в честь художников Васнецова, Репина, Верещагина, Куинджи, Шишкина.
Вот кто мог быть баловнем судьбы, так это Андрей Шильдер, сын художника Николая Шильдера. Известно, что именно картина Шильдера-старшего положила начало коллекции Павла Третьякова. Написанное о Шильдере, наверное все правда: и влияние Шишкина, у которого он учился, и участие в выставках, и успешные продажи картин, и постоянное безденежье в семье. Все – так.
Его часто упрекали в торопливости, незаконченности. Хотя сие не факт: у каждого художника есть более удачные пейзажи и проходные – всякие. Если взглянуть на фотографически точный яркий «Солнечный день», то, без сомнения, это удачный пейзаж и ракурс, если не сказать – обычный. Потому что… обычный.
Петра Петровичева, который до 1943 горда преподавал живопись и рисунок в Московском областном художественном училище памяти 1905 года, считают одним из русских импрессионистов. Ну, как же – он же учился у Левитана, Серова.
На выставке русского искусства в Париже его ставили на один уровень с Коровиным, Рерихом, Юоном.
Да, в полотнах Петровичева нет и следа глянцевитой яркости пейзажистов – его предшественников. Уход от реализма к подробностям не каждого мазка, а картины в целом – вот в чем Петровичев преуспел, и потому его домики, зимние полянки, не говоря уж о старинных русских храмах – у него все дышит. Все – в движении. Во внутреннем полете. При общем спокойствии сюжета. В представленных полотнах, посвященных весне, Петровичев еще не полный импрессионист, еще на подходе, но он близок к нему.
Продолжение следует...