Последний раз мы были на выставке Виктора Попкова (1932-1974) летом 2022-го. Она проходила в Абрамцево и называлась «Трагичность радостная». Название тогда поразило, поразила и графика, и рабочие из Братского цикла, вообще всё. И биография тоже поразила: как парнишка из большой крестьянской семьи, выросший без отца, который погиб в самом начале войны, сумел поступить в 1948-м в только что открывшееся в Москве художественно-графическое педагогическое училище, а потом в Суриковку, где он опять же учился на графике. В Суриковском Попков оказался в мастерской Евгения Адольфовича Кибрика. В общем-то они ладили, хотя, возможно, Кибрик был слишком требователен к своему ученику, о котором потом скажет: «…Он умел учиться, а это верный признак таланта. Я имею в виду не пассивное, послушное выполнение советов учителя, но активную жадность к знанию того, что составляет сложное и высокое ремесло художника».
Биография Виктора Попкова – биография целой эпохи, когда глянцевый социалистический реализм стал мало кому интересен, когда требовалось что-то совсем другое, абсолютно другое. Вопрос – какое?
Вообще-то всегда во все времена требовалась правда.
…А Попков на самом деле вовсе не из сурового стиля, которым его направо и налево стали наделять еще при жизни искусствоведы. Ведь теоретикам главное – подвести художника под какое-то течение, движение, стиль. Да, Виктор Попков человек своего времени, удачного для многих времени тех 1960-х, когда «наверху» было слегка не до искусства, когда можно было вроде писать, что хочешь. И он писал, был трудоголиком, беспрерывно ездил по стране и привозил из тех мест, где побывал, живые образы. Его интересовала повседневная жизнь людей, их работа, быт, семейный уклад, природа, среди которой они обитают. И природа на его полотнах, где, допустим, Белое море, и вправду суровая, холодная, так что поневоле начинаешь «примерзать». Но то природа. А люди, напротив, очень теплые, понятные.
Биография Виктора Попкова – биография целой эпохи, когда глянцевый социалистический реализм стал мало кому интересен, когда требовалось что-то совсем другое, абсолютно другое. Вопрос – какое?
Вообще-то всегда во все времена требовалась правда.
…А Попков на самом деле вовсе не из сурового стиля, которым его направо и налево стали наделять еще при жизни искусствоведы. Ведь теоретикам главное – подвести художника под какое-то течение, движение, стиль. Да, Виктор Попков человек своего времени, удачного для многих времени тех 1960-х, когда «наверху» было слегка не до искусства, когда можно было вроде писать, что хочешь. И он писал, был трудоголиком, беспрерывно ездил по стране и привозил из тех мест, где побывал, живые образы. Его интересовала повседневная жизнь людей, их работа, быт, семейный уклад, природа, среди которой они обитают. И природа на его полотнах, где, допустим, Белое море, и вправду суровая, холодная, так что поневоле начинаешь «примерзать». Но то природа. А люди, напротив, очень теплые, понятные.
На его картинах почти нет ярких сочных красок, а на многих полотнах проступает некая иконописность, прямолинейная обобщенность, которую принимаешь сполна, настолько она близка каждому из нас.
Он, наверное, все же был в своём роде везунчик. Его не трогали, к нему относились весьма лояльно, у него покупала работы Третьяковская галерея, его признавали официальные лица, ведающие культурой. Попкову было 33, когда он стал членом комитета по присуждению Государственных и Ленинских премий, из которого его вскоре убрали из-за позиции по Солженицыну.
Что сразу бросается в глаза? Мощь и простота. Отсутствие проходных картин, которые теоретически можно не заметить. Цепляет удивительная чистота палитры, как будто писал он в каком-то забвении и одиночестве, а на самом деле здесь совсем другое: он вживался в образ, в природу, чувствуя дыхание осеннего леса, белый-пребелый снег, который можно лишь созерцать, очертания забытого Богом чудесного Боровска, облака над холодным Белым морем, неожиданные индустриальные пейзажи и даже почти абстрактная паутина с непременной красной лошадью. Совершенно неожиданная Яремча («Алёша в Прикарпатье»). А его незабвенные бабушки с лоскутными одеялками вместо ковра, глядя на которых невольно хочется воскликнуть: «Ой, как на мою похожа!» Он передавал свои чувства через композицию, краски, людей, природу, атрибуты, с которыми сроднился и которые были до боли знакомы с детства.
Вот тема труда. Наверное, самая неблагодарная. У нас, во всяком случае, во времена СССР, всегда окрашенная политикой, руководящей ролью партии.
Вот тема труда. Наверное, самая неблагодарная. У нас, во всяком случае, во времена СССР, всегда окрашенная политикой, руководящей ролью партии.
Работа – сама суть, художник искренен по отношению к своим героям, а потому и его герои отвечали ему взаимностью. Но вот – «Полдень». Чем-то напоминает крышечку от Палехской шкатулки, если б только отдыхающие были чуть похудее.
И все же «Полдень» наши чиновники от искусства как-то переварили. Не смогли они понять другое полотно – «Двое». У чиновников вообще с метафорами всегда была напряженка. Что хотел сказать автор, о чем думают эти юноша и девушка, как к «этому» вообще относиться? Но тут подоспела 5-я Парижская биеннале, которая проходила в 1967-м в музее современного искусства и в которой участвовал Попков. За эту работу он был отмечен Почетным дипломом, а также за полотна «Полдень» и «Семья Болотовых». После того, как «Двое» признали на Западе, Минкульт тут же работу купил (как говорится, нет пророка в своем отечестве…).
Есть у Виктора Попкова очень грустные сюжеты. Например, «Развод» (Светлана, мама, папа и бабушка»). Семья распалась, сидят четыре когда-то самых родных человека и что с ними будет дальше, никто не знает. Очень печально. Любопытны неожиданные портреты друзей, написанные или почти в абстрактной манере, или пастелью. Так же как и виды из окна, незатейливые, на первый взгляд, интерьеры, подсмотренные в сельских хатках.
Одна из любимых тем художника – русский Север, куда он впервые попал в 1961-м году и потом начал ездить туда каждый год, всегда останавливаясь у сельчан. Цикл «На Мезени» многолик по палитре, и по стилистике все работы разные, несмотря на кажущееся однообразие тематики и бесхитростный суровый быт здесь живущих, который так душевно отобразил художник. И потому ему веришь, а через него понимаешь, что перед нами определенный срез история, который должен остаться в памяти.
Что касается вдов-старух, то этот цикл в той или иной степени стал отражением судьбы матери художника, потерявшей мужа-кормильца на войне. Разглядывая полотно «Воспоминания. Вдовы», мы все время задавали вопрос, почему художник одел старух в красное, розовое, пурпурное? Почему? Многие критики увидели здесь контраст красного с серой убогой избой, непременными самоваром, иконками, печкой. Да тогда все так жили в деревне, и мы не виждем здесь никакого контраста. Они сами как иконы, и обратите внимание на руки, привыкшие трудиться, на ноги без обуви. Вот в эти последние яркие наряды и ушла их одинокая молодость. Но они выстояли, воспитали детей, они трудились, а их воспоминания, их память – то непреходящее, что вообще вынуждает каждого, кто потерял самых близких, достойно пройти свой путь.
О полотне «Северная песня» написаны, наверное, тома критических статей, равно как и о «Шинели отца», над которой художник работал много, трудно, тоже писано-переписано. А нас зацепила «Тишина» с памятниками, пустыми храмами, девочкой, чем-то напоминающей Суок из сказки Юрия Олеши. Метафора, символ? Символ – чего?..
Выставка идет до 11 мая в корпусе Третьяковской галереи на Кадашёвской набережной
#выставки #ГосударственнаяТретьяковскаягалерея #изобразительноеискусство #ВикторПопков #артдневник
О полотне «Северная песня» написаны, наверное, тома критических статей, равно как и о «Шинели отца», над которой художник работал много, трудно, тоже писано-переписано. А нас зацепила «Тишина» с памятниками, пустыми храмами, девочкой, чем-то напоминающей Суок из сказки Юрия Олеши. Метафора, символ? Символ – чего?..
Выставка идет до 11 мая в корпусе Третьяковской галереи на Кадашёвской набережной
#выставки #ГосударственнаяТретьяковскаягалерея #изобразительноеискусство #ВикторПопков #артдневник